INTERVIEWS, ARTICLES, COMMENTS

Леонид БОЛЬШОВ: весь масштаб катастрофы в Чернобыле в самом начале никто не осознавал

О том, нужно ли бояться Чернобыльской радиации и авариях на АЭС, в интервью ИТАР-ТАСС рассказал член-корреспондент РАН, директор Института проблем безопасного развития атомной энергетики (ИБРАЭ) Леонид Большов.

- Когда вы узнали впервые о том, что произошло в Чернобыле…

- С этой аварией была связана большая секретность в то время, поэтому о случившемся я узнал только в первых числах мая 1986 года. На тот момент я работал в теоретическом отделе филиала Курчатовского института в Троицке и ничего общего с атомной энергетикой не имел. Весь масштаб катастрофы в самом начале никто не осознавал. Разобравшись в происшедшем, мы сразу же включились в работу по устранению еще более тяжелых последствий Чернобыльской аварии.

- Могли специалисты на тот момент предположить возможность подобной катастрофы на сравнительно "молодом" энергоблоке?

- Да вы что! Мы жили в СССР, и многое было не очень хорошо, но у нас были ракеты, спутники, на Луну полетели и атом! Это у нас выше критики. К тому же, как бывает при таких крупных авариях с жертвами, кого-то надо посадить, наказать – все это не очень помогает в выяснении истины и причины случившегося. И народу об этом рассказали не сразу. Только через неделю первое скупое сообщение. Собственно, представление о масштабах последствий Чернобыля у населения возникало постепенно. А когда информация не дается сразу, то это приводит к двум очевидным последствиям - первое, что скрывают что-то еще более ужасное, а второе, что еще хуже, - теряется всяческое доверие к любой официальной информации. Раз они нас уже обманули, значит и сейчас обманывают.

Можно даже на Красную площадь поставить АЭС

- Каким были первые действия ученых-ликвидаторов?

- Был один важный момент. Оказалось, что в первые дни после аварии те основоположники атомной энергетики в СССР, все они за это время (пуск первой станции в Обнинске) в некотором смысле отошли от активных дел. К тому же, по большей части, они являлись специалистами по конструированию, по эксплуатации вполне целых АЭС. А специалистов-атомщиков в области тяжелых аварий не было. Почему? Причина этого в том, что общим мнением в среде специалистов, которое они доводили до самых высоких уровней начальства, было то, что наши станции настолько хороши и настолько безопасны, что ничего случиться не может. Можно даже на Красную площадь поставить АЭС. Да, были и такие утверждения. И даже случившуюся незадолго до того аварию в США на атомной станции Три-Майл-Айленд в 1979 году, ее не стали внимательно изучать. Мнение было такое, что у американцев операторами на АЭС работают отслужившие на флоте на атомных подлодках моряки, а у нас специалисты  с высшим образованием, поэтому нечего бояться. Примерно, как японцы, которые не стали изучать опыт Чернобыльской аварии, и поплатились за это.

- То есть, шли на большой риск, если не было никакого опыта в тяжелых авариях?

- Чтобы разобраться привлекли физиков из разных направлений деятельности - теоретиков и экспериментаторов. Мы стали изучать чертежи и разбираться, что может быть с расплавом топлива. Была поставлена задача рассчитать, как быстро оно будет опускаться вниз. Ведь уран он тяжелый. Урановые таблетки могли оказаться на дне расплава и этот процесс продолжался бы все ниже. Необходимо было гарантированным образом предотвратить это опускание, ведь были совершенно справедливые опасения, что топливо может дойти до водоносных горизонтов и продукты деления попадут в грунтовые воды, вплоть до Днепра, и в Черное море.

Для каждой семьи, каждого человека – это трагедия

- И никакие системы охлаждения подвести туда было нереально?

- Мы предполагали, что расплавленное топливо, скорее всего, растечется по нижним этажам и все может окончиться благополучно. Однако, была вероятность обрушения перегородок нижних этажей. Они могли просто завалить топливные массы. В этом случае радиоактивный расплав мог опускаться дальше со скоростью порядка 1 метра в сутки. Зайти всюду внутрь было невозможно, да и еще долгое время будет невозможным. Поэтому был предложен вариант построить теплообменник прямо под фундаментной плитой 4 блока Чернобыльской станции, что и было сделано.

- Сооружение оказалась востребованным?

- На первый взгляд нет. Но когда после острой фазы Чернобыльской аварии пошли разговоры о том, что зря делали плиту, в этом не было никакой опасности, мы тогда организовали проходы под шахтой реактора в этих пространствах. Конечно, исследовать нашу конструкцию удалось не сразу, поэтапно. Ведь там большая радиация. А чтобы доза была приемлемой, нужно быстро бегать. Все, кто ходил по 4 блоку, этому научились в Чернобыле… В результате оказалось, что расплав топлива дошел вплоть до фундаментной плиты и опустился на 3 этажа под шахту реактора, перемешавшись со всем, что было "по дороге" – песком и бетоном. Поэтому, после того, как это обнаружили, разговоры о том, что ловушку для топлива делали зря, прекратились.
Более того, при строительстве АЭС с реакторами ВВЭР, которые мы сейчас строим внутри страны и за рубежом, под реактором устанавливается заранее "ловушка расплава". На тот случай, если все многочисленные барьеры защиты откажут, топливо войдет не в грунты, а будет остановлено в специально ему уготованной ловушке с водяным охлаждением, и будет там медленно застывать пока не превратится в камень.

- Вы имели возможность ознакомится с документацией сооружения всего комплекса Чернобыльской АЭС. Как вы считаете, при его сооружении могли быть допущены определенные технические недоработки, что еще на стадии проектирования что-то пошло не так?

- Аварии на РБМК случались и до Чернобыля, были звоночки. Но, поскольку это происходило в совершенно закрытом Минсредмаше, то все быстро поправлялось. Более того, даже на другой АЭС такого же типа про эту аварию не знали. Такую ситуация просто немыслимо представить сегодня. Американцы после своей аварии создали институт операторов АЭС. В этой среде информация по самым мелким инцидентам сразу между всеми распределяется. И эта система – международная ассоциация WANO (The World Association of Nuclear Operators) - после Чернобыля была с радостью воспринята. Ей также осуществляются международные партнерские проверки.

- Насколько изменилась атомная отрасль России после Чернобыля?

- Сама промышленность очень сильно изменилась после Чернобыля. На всех блоках АЭС была проведена огромная программа по модернизации с большим финансированием. Она включала более современные системы безопасности, более современное топливо и лучшее регулирование.

- Говоря о последствиях Чернобыльской аварии, можно ли уже сейчас подвести окончательные итоги долгосрочных последствий аварии?

- Конечно можно. И это можно было предположить сразу после аварии. Наши советские ученые тогда сразу дали свои рекомендации. Да и советское правительство испытывало несравнимо большее уважение к представителям научной среды, чем сегодня. Согласно их рекомендациям был сделан прогноз, сколько будет жертв. Среди населения говорилось, что жертв не будет. И сколько будет среди ликвидаторов жертв после вот этих первых дней тушения пожара на станции. В том, что касается профессионалов -станционных ликвидаторов, которые работали в опасных условиях, это 134 лучевых болезни, из которых 28 смертей вскоре после аварии. Если подсчитывать смерти – в общей сложности после аварии погиб 31 человек. Кто сразу, кто через месяц с большими, полученными при тушении пожара, дозами радиации. У населения был выявлен рак щитовидки. В том числе, у детей, которые либо в утробе матерей были, либо детьми на момент Чернобыльской аварии. Это связано с отсутствием йодной профилактики. Была бы она проведена, ничего бы просто не было. Для каждой семьи, каждого человека это, конечно, трагедия. Но, если говорить о масштабах здравоохранении, и наши специалисты, и иностранные самого первого ряда в этой области, сделали прогноз, что ничего с населением не будет - слишком маленькие дозы радиации.

 Только ленивый не использовал вот эту "карту" чернобыльского горя

- В достаточной ли степени государство отблагодарило "чернобыльцев"?

- В начале 90-х отношение к чернобыльцам резко поменялось. В 90-91 годах произошла смена общественно-экономической информации, СССР перестал существовать, возникло 3 независимых государства. Это сопровождалось ростом политической активности. Если раньше была одна коммунистическая партия, как тут сразу возникло 100. Тогда только ленивый не использовал вот эту "карту" чернобыльского горя. Якобы "коммунисты - они вот не защищали народ, а мы его защитим". И защитили на голову народу. Тогда же, в 1990 году был принят федеральный закон о защите пострадавших от Чернобыля. Этот документ практически одномоментно объявил почти 8 миллионов человек жертвами Чернобыля, и почти 15 областей в России, пострадавшими от аварии. Да, им стали даже платить маленькие деньги, которые в народе обозвали "гробовыми". Тот период – от полной секретности до царства желтой прессы, привел к тому, что куча самой недостоверной информации выливалась в газеты и на телевидение. Что говорить, в ту пору президентства Ельцина советником и главным по экологии при нем был Алексей Яблоков. Он этот ажиотаж создавал со страшной силой. И учебники для школ и вузов писались под такую диктовку, где атомная энергетика упоминалась только в связи с ее невозможной опасностью. Поэтому до сих пор, и это не только у нас в стране, проблема адекватного восприятия человеком радиации не решена.

 Металлургические заводы Европы дымили на полную катушку

- Как вы относитесь к мнению тех стран, которые выступают против атомной энергетики? Почему, на ваш взгляд, Германия так яростно выступает против мирного атома?

- Во-первых, потому, что они богаты. Но я прекрасно помню те времена, когда Рейн и Дунай были такими помойками! Металлургические заводы Европы дымили на полную катушку. И по мере того, как Европа вставала на ноги и становилась богатой, стали задумываться о среде обитания. Первое, с чего начали – это почистили реки. Теперь в них купаться можно. Также закрыли все грязные предприятия и вынесли их в третьи страны. Ну, атомное лобби оказалось слабее того лобби, которое проталкивало "зеленую" энергетику - ветряки, солнечные батареи. Я считаю, что решения эти чисто политические, экономики под ними никакой нет. Одни сплошные потери. Богатая страна может себе позволить отвергнуть экономическую целесообразность в угоду воображаемой экологической чистоты? Подчеркиваю – "воображаемой". Связано это и у них, и у нас с тем, что представления об опасности радиации завышенное. Понятно, что при таком восприятии и поступки, исходящие из такого отношения к проблеме, тоже становятся неадекватными. Экономика очень быстро эту неадекватность убирает. И я наблюдал это и в Литве, и в Армении, где мы работали после Спитакского землетрясения в Мецаморе, где Армянская АЭС.

- Когда, по вашему мнению, Япония будет готова объявить о планах по сооружению новых атомных мощностей?

- Японцы создали у себя достаточно мощное агентство по регулированию атомной энергетики. В настоящий момент у них больше 10 блоков находится на рассмотрении, часть из них наверняка будет запущена. Я думаю, что из тех 50 АЭС, которые они остановили, больше половины запустят. Говоря о строительстве новых блоков, думаю, что сначала они возобновят работу остановленных и покажут, что их можно безопасно эксплуатировать. Но думаю, что в этом 10-летии мы услышим объявление о планах по новому строительству.

- Ваш институт довольно давно занимается разработкой кодов безопасности для атомных станций. Расскажите, что это за система?

- Свой первый код мы разработали в 1986 году, когда изучили с какой скоростью проплавляется топливо (в ЧАЭС). И до сих пор инструмент математического моделирования мы широко используем в нашей практике. Сейчас идет новая федеральная программа по новому поколению - новая технологическая платформа атомной энергетики. Мы там занимаем головную роль по разработке кодов безопасности. Речь идет, конечно о том, чтобы во всех деталях описать поведение БРЕСТ-300, БН-1200 и СВБР. Надеюсь, что БРЕСТ будет построен и это, безусловно, станет новым словом в мировой атомной энергетике.

 "Выколи мне один глаз, пусть мой сосед совсем ослепнет…"

- Может ли угрожать украинским атомным объектам угрожать какая-либо опасность в случае усугубления ситуации в стране?

- Конечно, мы очень внимательно следим за тем, что там происходит. Любое обострение политической ситуации и такое противостояние - это всегда вызов безопасности. Расплавить активную зону, если ты хочешь досадить своему соседу по принципу "выколи мне один глаз, пусть мой сосед совсем ослепнет". Поэтому,  эта опасность имеется. И украинские атомщики, мировой профессиональный коллектив атомщиков, все друг друга знают. И украинские атомщики этого опасаются. Тем не менее, пока полный порядок. Недавно отработанное топливо отвезли на ГХК, несмотря на все политические события.

- Какие выводы человечеству следует сделать после Чернобыля и Фукусимы?

- Прежде всего, техника должна быть безопасной. Крупные аварии недопустимы. Разрыв в нормах, регулирующих радиационную безопасность, должен быть приведен в соответствие с действительностью. Конечно же, нужны национальные центры поддержки научно-технической поддержки в случае тяжелых аварий, чтобы помогать управлять развитием этой аварии и информировать СМИ. Кроме того, я считаю, что образование населения в вопросах реальной опасности радиации должно стать важнейшей государственной задачей. На мой взгляд, если государство любой страны допустило на свою территорию атомную энергетику, то его обязанность просветить свое население, чтобы реакция была цивилизованной и соответствующей опасности. Важно также роль страхования сегодня. Создание мирового общества взаимного страхования, как легко показать, покрывает все издержки при аварии, если выполнить предыдущие условия. Даже экономического ущерба вот таким способом страхования можно избежать. 

Полное интервью находится по адресу http://itar-tass.com/opinions/interviews/2102

Источник ИТАР-ТАСС